nedouchennn, учусь плохо, учителям не завидую.

Холодная и темная ночь, птицы улетают, ночь забвения затеняет мой разум,
Темные тени на моем лице, одинокий человек, я вижу смех... темный
Мой поход... приводит к потере.
Темные тучи небес, потерянные исчезли...
Я снова посмотрел...



https://vk.com/video150458148_456241950

( Collapse )

На перемену погоды у Старого пирата всегда болела, оторванная пушечным неприятельским ядром, нога.
От боли он просыпался, если это случалось ночью, и начинал материть попугая.
А днем – и просыпаться не надо. Можно сразу материться.

Попугай смотрел на претензии друга философски, а проштудировав несколько брошюр о фантомных болях, вообще перестал обращать внимание на ругань одноногого.

Во времена безоблачные – фантомы отступали в тень, и пират в который раз рассказывал попугаю свой повторяющийся сон.
Снящийся с завидной регулярностью, с одинаковыми подробностями и сюжетом, но постоянно добавляющий очередную краску в копию сновидения.

Во сне Старый пират был своим кораблем, на мачте реял «Роджер», улыбаясь последней из улыбок.

На горизонте появлялась прекрасная бригантина, тонкая и изящная, как статуэтка Бенвенутто.

Попутный ветер в кратчайшие сроки подводил пиратское судно на невообразимо близкое расстояние, залп из пушек становился невозможен, с пиратского корабля летели абордажные крючья.
Летели сами собой, ибо команды на судне не наблюдалось - в упор.
Как и на бригантине.

Словно пальцы - тело, мягко и беззвучно, схватывали абордажные крючья борта палубы.
Бригантина трепетала всей оснасткой и такелажем, тепло ее борта передавалось крючьям, а по ним трепет переходил и на сам пиратский корабль.

И в открытом море, под невероятной глубиной и синевой небес, при легкой морской ряби, два корабля, сцепившиеся от мачт до ватерлинии, плавно и в унисон, постанывали.

С каждым сном – все ярче становились краски моря и небес, парусов и деревянных частей странных любовников, а потом пират просыпался, и ненавидел себя за преждевременное пробуждение.
Философ попугай спокойно выслушивал очередной поток конявостей.
- Давно бы какую женщину себе нашел, долбоклюй старый, сколько можно сны производить, по Фрейду? Вон какие соседки есть пригожие!- бурчал под клюв попугай.

- Сто якорей тебе – во все места, алконост хренов. Сон – про другое, а не про спермотоксикоз!!!
О море он! О грабежах и разбоях, где слово «пират» – не говорят комплиментом!!!

- Говорят, еще как говорят, любимец ты Альцгеймера!!!

Спор этот – имел нескончаемые продолжения, но камень не хотел сотрудничать с косой, серпом и ятаганом.

И в очередное неудачное пробуждение, за несколько минут до ясности финала видения, старый пират на цыпочке и деревяшке, вышел из дома в ночь, стараясь не разбудить спящую на жердочке совесть.
Прихватил на берегу соседское корыто, и по лунной дорожке неспешно погреб к горизонту.

Вокруг, медленно и плавно, кружили ночные мотыльки, постепенно превращающиеся из белых- в разноцветные.